И если мы кому принадлежим, то только небу, ветру, глубине.
В том городе, где обитает Джим, ни моря нет, ни адмиралов нет. У Хокинса работа в двух шагах, на ужин суши, в перерыве чай. На полке в клетке старый попугай, и он кричит "пиастры" по ночам.
У Джима дом и бывшая жена, визитки, телефоны разных бонз. Во сне ревёт прибой, шуршит волна, во сне приходит пьяный Билли Бонс. Ужасно пьян — пираты много пьют, и рты обезображены цингой:
— ты, главное, не верь Слепому Пью, и, главное, из дома не ногой. Мальчишка Джим, они стоят стеной, у чёрной метки вездесущий нрав.
Джим остаётся дома в выходной. У Джима — холостяцкая нора: шкаф из "Икеи", стол из "Леруа", корпоративный бэйджик и бокал. В саванне промышляет ягуар, туземка обнимает моряка.
Джим в сумерках стоит, звонит жене и пялится на город, весь в огнях:
— я Хокинс, понимаешь или нет? Они опять уплыли без меня.
Жена вздыхает, мрак качает скилл, мрак лезет через горную гряду:
— ты очень милый, Джимми, но дебил. Ну хорошо, ну хочешь, я приду? Приду и расскажу про Волопас, про Бетельгейзе, Вегу, Альтаир.
Джим карту достает в который раз, её он с детства выучил до дыр — на ней весёлый Роджер, мёртвый Флинт, сокровища, у Ливси нервный тик. И шея в ожидании петли слегка немеет, господи прости.
Толкает воду корабельный винт, прощай, земля, вали к чертям, земля.
Но утро — да ничем не удивит, ведь утро разучилось удивлять.
Убейся, распечатай и заверь, и вместо рома — смузи или сок. Джим открывает офисную дверь.
Ботинок погружается в песок.
Свистать наверх, команда по местам, держитесь курса, шторм не напророчь.
Какой отличный юнга, капитан, — смеётся Сильвер, удаляясь прочь.
Джим задремал. Из капюшона сна он слышит голос Трелони: проснись, сегодня мы гуляем, всем вина, зачем здесь сундуки — несите вниз.
Мы от удачи, мальчик, не бежим, а коль бежим — то вопреки судьбе.
На берегу, где спал сегодня Джим, он просто снился самому себе.
#РИФ_Лестница_Эшера
#svirel_poetry
