Любая вещь ничего не стоит, когда ломается — и подавно.
Он был фанатом чудных историй, где жили эльфы, драконы, фавны, русалки, феи и гиппогрифы. Узнать несложно, летать нетрудно. На острых скалах, зелёных рифах его пиратское ждало судно.
Но больше разных чудесных сказок любил он сломанные игрушки. Медведик, жёлтый и одноглазый, лежал застенчиво на подушке. Солдат, в бою потерявший ногу, облезлый робот из "Футурамы".
Он мог о них говорить помногу. К несчастью, слушала только мама.
Он рисовал на листе альбома, как небо гладит макушки сосен, но сам, наверно, был тоже сломан, беда со зрением — минус восемь. Не то чтоб это ему мешало, но неуверенности вселяло. Чего противней давить на жалость? Придя из школы, смурной и вялый, он возвращался к нелепым монстрам, кривым машинкам, бескрылым птицам.
Внутри корябало чем-то острым. Возможно, сердце училось биться.
Промозглый дождик стучал и капал, терялись тени в ночных чернилах.
А в девяностых сломался папа, и мама долго его чинила.
Слова почти ничего не значат, когда холодные и чужие.
Потом он вырос, ловил удачу, поправил зрение, шаг пружинил. Но знал — покоя ему не будет ни архитектором, ни поэтом, пока ломаются страшно люди. И почему-то молчат об этом.
Наверно, в детстве людей учили — больным и слабым в строю не место. Ты должен жечься, как перец чили, быть покорителем Эвереста и жить насыщенно и красиво, иначе лузер, огрызок, тело.
Такая странная перспектива, и непонятно, что с миром делать. Мне непонятно, ему понятно, хотя смеётся, не зазнаётся.
А я — про социум и про пятна на равнодушно потухшем солнце.
А он — рюкзак мне, пропахший гарью, в карманы море, и лес на шею.
Я тоже глупый смешной очкарик, балбес, дурилка, несовершенный.
Но разве это бывает важно, когда, прекрасней всего на свете, вдали опять возникают башни, в груди опять напевает ветер, и три полоски на старых кедах. В ушах — Бутусов, Шевчук и Дилан.
На антресолях ворчат в пакетах медведи, зайцы и крокодилы с трухой, опилками и соломой. А вон король, что несчастлив в браке.
Раз кто-то лечит нам переломы, всё заживает как на собаке.
Он верит в гномов и автоботов и запускает воздушных змеев.
Мне иногда говорит: чего ты, давай починимся. Я умею.
#svirel_poetry
